|
М.Шлейхер Любовь под абрикосовым шампунем Рассказ (сюрреализм) |
Стоп! Что это
за стопки книг, сваленные в прихожей?Кто разрешил оставлять в моем доме свои воспоминания?
К 20-ти годам наши души стали похожи на глазастых детишек, изнасилованных и брошенных умирать на смятом снегу. В моих узких карманах больше не осталось спичек - это заставляет меня пользоваться зажигалкой.
Но что будет, когда с перил вертикальной лестницы, ведущей на закрытый чердак многоэтажного дома, снимут высохший от
белых слез символ нашей любви и веры?Мальчик, сидящий на подоконнике и свесивший ноги с десятого этажа, знает, что у пространства, обдающего его светленькие волосы ласковой серной кислотой, веры нет; оно выменяло ее на возможность двигаться.
Мое домашнее дерево плачет сухим... Мои руки пахнут его пыльными листьями и неудавшимися операциями по удалению детства. Я бы с радостью прикрепил свои руки к стене твоего дома, чтобы ты царапала и кусала их. Но
для этого нужно научиться вкладывать скальпель в пальцы ног.Два десятка вечностей – вполне достаточно, чтобы прочитать все на свете телефонные книги и постигнуть, что смерть – единственный наркотик, после которого не умирают. Мы
были талантливы; а нам публично привили чувство реальности, нас заставили быть гениями. И теперь в наших пустых легких шепчутся сами с собой воспоминания тихо помешанных лет и зим.Мы занимаемся любовью без презервативов, так как предполагаем, что
время символизма прошло.Когда в наш огромный двор пришла весна, я проснулся, открыл дверь на балкон и стал курить сигарету, сыпля пеплом в чашку кофе. Воздух трогал ползающие стены и все так же гладил мои шелковые волосы; я знал, что похож сейчас на маленького русого пастушка. Со
свирелью.Он чувствовал любовь к пасторалям за то, что никогда не видел пастбищ и домов, сбившихся в стайку у края нанизанного на звезды леса.
Стопки книг взлетают из-под ног, а больничные черные утки со свернутыми шеями рассаживаются по площади. Городской мэр улыбается между проблесками мыслей и потирает маленькие, вполне заурядные ручки.
Когда-нибудь в сигарете я проделаю круглые дырки… Из безобидных обманов складывается жизнь… Светловолосый мальчик, летающий над девятиэтажным домом, знает, что кроваво-красная изнутри девочка вскоре станет играть бесцветную мелодию, которая никогда не принесет разочарования.
Мы
давно поняли, что наши имена в газетах не приносят желаемого результата.Мы революционеры – мы пишем в скрижалях молочными чернилами – так больше вмещается и никто ничего не видит.
Будь кто-нибудь из нас редактором, он печатал бы лишь юмористические кроссворды и объявления о смерти.
Мы ручные домашние существа, безымянные и бесполые: стипендия выдается раз в месяц, в остальные дни мы боремся с похмельем.
А наши глаза смотрят на мир сквозь цветные стеклышки, правда, если сегодня я пью зеленый кофе, это не значит, что завтра он будет красным.
По счастливой случайности мы все время путаем стеклышки и, вынужденные встречаться, снова и снова радуемся, улыбаемся и целуемся. Я люблю ощущать вкус чужой слюны у себя во рту.
Как жаль, что на “рынок умных мыслишек” мы пришли первыми. Нужно меньше таскаться по солнечным улицам.
Твои ногти нарисовали на моей груди карту твоего города. Но почему-то, решив зло посмеяться, саму себя ты воткнула где-то между горлом и ключицами. Ты знала, что я не пользуюсь зеркалами.
Девочка на желтом фоне доиграла музыку, выпила стакан прозрачного напитка и отдалась на улице смотрителю городских стоков.
На шоколадной планете живут маленькие зверьки; у них нет разума, и они заметают свои следы хвостиками. На их планете есть река, в
которую они окунают запыленные части тела. Зверьки размножаются почкованием.Когда светловолосый мальчик влетел в окно, в темной комнате светилось голубым фортепьяно. Он заплакал, сел в черное кресло и обозвал инструмент пианино...
Как я люблю себя – за то, что никогда не напишу шариком на бумаге и за то, что где-то внутри меня, разводя лапками, вздыхает серый котенок с большими глазами пастушка.
Мы умираем маленькими, доверчивыми и пугающимися темноты. Второй раз мы умираем в постельном режиме. Третий – когда нас начинают считать умненькими. Бесповоротно и в последний раз.
Все здесь сопровождается двумя словами “как бы”. В каждой нашей шутке – истина, в каждой нашей истине - бессмыслица, в лучшем случае – остроумная шутка.
Романтика нигилизма под нашими боящимися щекотки ногами, попирающими даже вечное слепое ничто. Красное око смотрит на нас из-под обломков взорванной больницы, где лечили венерические заболевания. В наших комнатах становится жарко, и пропитанные фобиями стены испускают зловонно чад. На чистых листах начинают проявляться все когда-либо записанные строки. Я ненавижу
свой город, над которым летают радиоактивные водоросли и блуждающие души, помнящие о благородстве. Безликие сироты грязных железнодорожных вокзалов… Сейчас я встану и убью того, кто свалил в моей прихожей стопки своих книг. Мне хватило домашнего дерева. Стоп! Самое гнусное преступление забыто, а его автор неприкаянно бродит в сердцевине земного шара. Ее волосы пахли абрикосовым шампунем.Летом. Я куплю много-много желтых воздушных шаров и на прощание пролечу над атомной станцией.
Стоп! Я уезжаю, мои книги – на поругание. Больше я никогда тебя не увижу. Стоп!!!
Екатеринбург.
